В Адыгее они бесчинствовали полгода. Людям, пережившим оккупацию, никогда не забыть то суровое время.
Во время оккупации мне было 13 лет, учился я в 6-м классе 18-й (ныне 6-й) средней школы Майкопа. В 1942 году наш класс работал на прополке овощей в гиагинском совхозе «Прогресс». Фронт поначалу был далеко, и мы работали спокойно, но позже стали замечать необычное оживление в колхозе: стали угонять стада скота, трактора, машины. Потом мы узнали, что в Ростове был прорван фронт, и немцы уже недалеко. Срочно собрались и пешком ушли в Майкоп. Это было 7 августа, а через 2 дня над городом стали летать немецкие самолеты, гоняясь чуть ли не за каждым нашим бойцом. Один из красноармейцев запрыгнул в наш семейный окоп в огороде, спасаясь от обстрела из самолета. Это был молодой парень с винтовкой, запомнились его потное лицо, пыльные сапоги и пилотка. Он сказал нам, уходя: «Мы вернемся!» Как сложилась его судьба? Впереди были еще три года войны.
Отступали наши войска в сторону реки Белой, в горы. На следующее утро с ее высокого берега были произведены артиллерийские выстрелы по скоплениям немецких частей, и хотя это длилось недолго, обстрел дал понять, что Красная Армия жива и действует. Как известно, наши части закрепились и остановили наступавших оккупантов под Туапсе. Это был рубеж, откуда через полгода началось наступление нашей армии.
В госпиталь Майкопа (он размещался на территории нынешней республиканской гимназии) с фронта непрерывно поступали раненые немецкие солдаты. Вернувшиеся на отдых, оголодавшие в боях немцы врывались в дома майкопчан, выгоняли жителей на улицу, забирали продукты. С захватом города был установлен оккупационный режим. Уже 10 августа был вывешен приказ военного коменданта, извещавший об «освобождении» жителей от большевиков и требовавший от них выдачи евреев, коммунистов, полного подчинения властям, сдачи продуктов питания, одежды и другого инвентаря, якобы незаконно взятого в магазинах, на складах города. Кто не повинуется — расстрел. Некоторые понесли сдавать продукты, хотя их во время отступления разрешили брать советские органы.
Начались грабежи, поборы с жителей, продолжавшиеся трое суток. Помню, как забрали у нас вещи, а нас выгнали жить в холодный сарай. По городу шли облавы, обыски, аресты. Немцы специально устраивали бесплатные киносеансы, заманивая на них молодежь. После сеанса следовали арест и отправка на работы. Мой сверстник Коля Сопин таким путем попал в прифронтовую зону, где с ровесниками рыл землю, носил грузы под дулом автомата. Кто падал от немощи, того тут же убивали. Кормили плохо. Когда он, по счастью, вернулся домой, его было не узнать: кости, обтянутые кожей, двигаться не мог. Другой друг Коля Домашев был схвачен и заперт в конюшне за любопытство. Немцы подозревали в нем вора. Мать Николая еле выплакала его на свободу.
Оккупация стала роковым периодом в жизни многих майкопчан. Не обошли невзгоды и меня. Однажды с мальчишками забрались мы во двор детской воспитательной колонии, не знали, что там охрана. Охранник убил на наших глазах одного парня, остальные мгновенно разбежались. В другой раз немецкий офицер с пистолетом в руках ворвался во двор нашего дома с криком «капут» и стал ругать меня за то, что я ходил по стройке. Я вовремя скрылся в зарослях огорода.
Мои родители не раз сожалели, что не эвакуировались в Кемерово. Туда нам советовал уехать мой старший брат Николай, служивший там в Красной Армии. Позже его часть была переброшена на немецкий фронт, где он с боями брал Берлин, отпраздновал победу, но погиб, выполняя боевое задание в польском городе Щецин. Погиб и второй брат Александр, он добровольно ушел в армию перед вторжением немцев в Майкоп, 3 месяца он учился в минометном училище во Владикавказе и там же в бою был убит, похоронен в хуторе Ардон. Ему было всего 18 лет.
Чтобы удержать меня от улицы, куда тянуло (там были мои друзья), отец посадил меня рядом с собой сапожничать. Я многому у него научился. Запомнился такой эпизод: сшили мы с ним добротные рабочие сапоги. Отец говорит: «Ты уже крепкий парень, неси сапоги в Белореченскую и обменяй на зерно». Я примкнул к соседке, которая часто ходила в эту богатую станицу. На базаре нашелся покупатель и отмерил мне в обмен немного зерна, я просил еще — не получилось. Но подключилась наша соседка, разнесла его словами, и он добавил.
С мешком на плечах я дошел до станицы Ханской, и тут меня остановил немецкий офицер и заставил ручным насосом накачивать колесо от машины, качал я до тех пор, пока были силы, а он только покрикивал. Потом пнул меня сапогом, сел и уехал в Майкоп. К вечеру я все же добрался домой.
В один из осенних дней в дом явились трое полицейских и забрали отца на земляные работы на аэродром. Такие работы были ему не по силам, и мать переживала, что он инвалид, голодный, и послала меня к нему с едой. По незнанию я пришел на аэродром за нефтебазой, стал искать отца между самолетами. Конечно, повезло, что не увидела охрана: там были десятки боевых машин, и меня бы приняли за диверсанта. Но все закончилось благополучно, и отец вернулся с аэродрома, который был на месте сегодняшних Черемушек.
Опасаясь окружения, немецкие войска ушли из Майкопа 27 января, но оставшийся отряд поджигателей сделал свое черное дело. Они сожгли все предприятия, центральную часть города. Несколько дней пламя пожаров полыхало в Майкопе. Огнем были уничтожены комбинат «Лесомебель», заводы имени Фрунзе, дубзавод, винно-водочный, пивзавод, спиртзавод, консервные и другие предприятия. В центре города сгорели кинотеатры, аптека, административные здания, жилые дома. Город остался без электричества, воды, связи, транспорта, медицинской помощи. Лишь чудом осталось четырехэтажное здание школы-интерната (республиканская гимназия). Немцы использовали его как госпиталь. Сюда с фронта поступали раненые солдаты вермахта, здесь их лечили, а умерших хоронили во дворе, который превратился в большое кладбище. А когда поджигатели подъехали к зданию, там шла стрельба и взрывались гранаты. Это местные мальчишки, найдя брошенное оружие, стреляли из окон, бросали немецкие гранаты во двор с этажей. Эти недетские игры остановили и отпугнули поджигателей. 29 января в город вошли партизаны, части Красной Армии. Было сформировано временное руководство города, которое возглавил командир Майкопского партизанского отряда Стефан Яковлевич Козлов.
На предприятиях создавали производственные коллективы, налаживали выпуск продукции. В город стали постепенно возвращаться демобилизованные из армии. Многие из них были инвалидами, ходили на костылях, израненные, больные люди. В таких условиях начинался период восстановления хозяйственной жизни города. И во многих мероприятиях по восстановлению мирной жизни в Майкопе участвовали мы, мальчишки, чье детство опалила война.
Д.МОСКАЛЕВ,
бывший заместитель председателя Майкопского горисполкома.
Во время оккупации мне было 13 лет, учился я в 6-м классе 18-й (ныне 6-й) средней школы Майкопа. В 1942 году наш класс работал на прополке овощей в гиагинском совхозе «Прогресс». Фронт поначалу был далеко, и мы работали спокойно, но позже стали замечать необычное оживление в колхозе: стали угонять стада скота, трактора, машины. Потом мы узнали, что в Ростове был прорван фронт, и немцы уже недалеко. Срочно собрались и пешком ушли в Майкоп. Это было 7 августа, а через 2 дня над городом стали летать немецкие самолеты, гоняясь чуть ли не за каждым нашим бойцом. Один из красноармейцев запрыгнул в наш семейный окоп в огороде, спасаясь от обстрела из самолета. Это был молодой парень с винтовкой, запомнились его потное лицо, пыльные сапоги и пилотка. Он сказал нам, уходя: «Мы вернемся!» Как сложилась его судьба? Впереди были еще три года войны.
Отступали наши войска в сторону реки Белой, в горы. На следующее утро с ее высокого берега были произведены артиллерийские выстрелы по скоплениям немецких частей, и хотя это длилось недолго, обстрел дал понять, что Красная Армия жива и действует. Как известно, наши части закрепились и остановили наступавших оккупантов под Туапсе. Это был рубеж, откуда через полгода началось наступление нашей армии.
В госпиталь Майкопа (он размещался на территории нынешней республиканской гимназии) с фронта непрерывно поступали раненые немецкие солдаты. Вернувшиеся на отдых, оголодавшие в боях немцы врывались в дома майкопчан, выгоняли жителей на улицу, забирали продукты. С захватом города был установлен оккупационный режим. Уже 10 августа был вывешен приказ военного коменданта, извещавший об «освобождении» жителей от большевиков и требовавший от них выдачи евреев, коммунистов, полного подчинения властям, сдачи продуктов питания, одежды и другого инвентаря, якобы незаконно взятого в магазинах, на складах города. Кто не повинуется — расстрел. Некоторые понесли сдавать продукты, хотя их во время отступления разрешили брать советские органы.
Начались грабежи, поборы с жителей, продолжавшиеся трое суток. Помню, как забрали у нас вещи, а нас выгнали жить в холодный сарай. По городу шли облавы, обыски, аресты. Немцы специально устраивали бесплатные киносеансы, заманивая на них молодежь. После сеанса следовали арест и отправка на работы. Мой сверстник Коля Сопин таким путем попал в прифронтовую зону, где с ровесниками рыл землю, носил грузы под дулом автомата. Кто падал от немощи, того тут же убивали. Кормили плохо. Когда он, по счастью, вернулся домой, его было не узнать: кости, обтянутые кожей, двигаться не мог. Другой друг Коля Домашев был схвачен и заперт в конюшне за любопытство. Немцы подозревали в нем вора. Мать Николая еле выплакала его на свободу.
Оккупация стала роковым периодом в жизни многих майкопчан. Не обошли невзгоды и меня. Однажды с мальчишками забрались мы во двор детской воспитательной колонии, не знали, что там охрана. Охранник убил на наших глазах одного парня, остальные мгновенно разбежались. В другой раз немецкий офицер с пистолетом в руках ворвался во двор нашего дома с криком «капут» и стал ругать меня за то, что я ходил по стройке. Я вовремя скрылся в зарослях огорода.
Мои родители не раз сожалели, что не эвакуировались в Кемерово. Туда нам советовал уехать мой старший брат Николай, служивший там в Красной Армии. Позже его часть была переброшена на немецкий фронт, где он с боями брал Берлин, отпраздновал победу, но погиб, выполняя боевое задание в польском городе Щецин. Погиб и второй брат Александр, он добровольно ушел в армию перед вторжением немцев в Майкоп, 3 месяца он учился в минометном училище во Владикавказе и там же в бою был убит, похоронен в хуторе Ардон. Ему было всего 18 лет.
Чтобы удержать меня от улицы, куда тянуло (там были мои друзья), отец посадил меня рядом с собой сапожничать. Я многому у него научился. Запомнился такой эпизод: сшили мы с ним добротные рабочие сапоги. Отец говорит: «Ты уже крепкий парень, неси сапоги в Белореченскую и обменяй на зерно». Я примкнул к соседке, которая часто ходила в эту богатую станицу. На базаре нашелся покупатель и отмерил мне в обмен немного зерна, я просил еще — не получилось. Но подключилась наша соседка, разнесла его словами, и он добавил.
С мешком на плечах я дошел до станицы Ханской, и тут меня остановил немецкий офицер и заставил ручным насосом накачивать колесо от машины, качал я до тех пор, пока были силы, а он только покрикивал. Потом пнул меня сапогом, сел и уехал в Майкоп. К вечеру я все же добрался домой.
В один из осенних дней в дом явились трое полицейских и забрали отца на земляные работы на аэродром. Такие работы были ему не по силам, и мать переживала, что он инвалид, голодный, и послала меня к нему с едой. По незнанию я пришел на аэродром за нефтебазой, стал искать отца между самолетами. Конечно, повезло, что не увидела охрана: там были десятки боевых машин, и меня бы приняли за диверсанта. Но все закончилось благополучно, и отец вернулся с аэродрома, который был на месте сегодняшних Черемушек.
Опасаясь окружения, немецкие войска ушли из Майкопа 27 января, но оставшийся отряд поджигателей сделал свое черное дело. Они сожгли все предприятия, центральную часть города. Несколько дней пламя пожаров полыхало в Майкопе. Огнем были уничтожены комбинат «Лесомебель», заводы имени Фрунзе, дубзавод, винно-водочный, пивзавод, спиртзавод, консервные и другие предприятия. В центре города сгорели кинотеатры, аптека, административные здания, жилые дома. Город остался без электричества, воды, связи, транспорта, медицинской помощи. Лишь чудом осталось четырехэтажное здание школы-интерната (республиканская гимназия). Немцы использовали его как госпиталь. Сюда с фронта поступали раненые солдаты вермахта, здесь их лечили, а умерших хоронили во дворе, который превратился в большое кладбище. А когда поджигатели подъехали к зданию, там шла стрельба и взрывались гранаты. Это местные мальчишки, найдя брошенное оружие, стреляли из окон, бросали немецкие гранаты во двор с этажей. Эти недетские игры остановили и отпугнули поджигателей. 29 января в город вошли партизаны, части Красной Армии. Было сформировано временное руководство города, которое возглавил командир Майкопского партизанского отряда Стефан Яковлевич Козлов.
На предприятиях создавали производственные коллективы, налаживали выпуск продукции. В город стали постепенно возвращаться демобилизованные из армии. Многие из них были инвалидами, ходили на костылях, израненные, больные люди. В таких условиях начинался период восстановления хозяйственной жизни города. И во многих мероприятиях по восстановлению мирной жизни в Майкопе участвовали мы, мальчишки, чье детство опалила война.
Д.МОСКАЛЕВ,
бывший заместитель председателя Майкопского горисполкома.
