— Максим, здравствуйте. Вы уже не первый раз даете интервью нашему журналу. Что с тех пор изменилось к лучшему в России?
— Многое меняется в лучшую сторону. Если ты находишься внутри системы, это хорошо видно. Растут экономические и демографические показатели, происходят структурные изменения политической системы. Чем современная Россия отличается от России 90-х? Сейчас ресурсы нашей страны работают исключительно на нас. До Путина было иначе. Американцы добывали нашу нефть на Сахалине, а мы им за это еще и деньги из бюджета доплачивали. Даже папуасы, меняя золото на стеклянные бусы, поступали прагматичнее. Насыщая мир дармовой нефтью, мы сидели с пустым бюджетом. Как только Путин прекратил эту «вакханалию», цена на нефть начала расти. И сейчас эта цена работает на нас, ведь 70% нашего бюджета — это нефть и газ. Нам бы еще научиться выращивать пшеницу на севере и делать «Ладу-Калину» не хуже BMW, тогда вообще все будет замечательно.
— Почему в обществе увеличился интерес к политической жизни?
— Политика начинается тогда, когда у людей появляется свободное время. Когда они не думают о том, как выжить и где найти кусок хлеба, тогда политические процессы начинают идти более интенсивно. Этому способствует и развитие информационных технологий. С одной стороны, это хорошо. Невозможно скрыть несправедливость. Правду легче искать. С другой стороны, люди превращаются в толпу, даже не выходя из своего дома. И подсунуть им вместо искомой правды большую ложь — дело технологии. Гюстав Лебон, Фрейд давно говорили, что толпа мыслит иначе, чем индивидуум. Теперь толпа пришла к нам домой. Чтобы попасть в нее, достаточно просто включить свой компьютер. Энергии этой толпы противостоять практически невозможно. Легко и непринужденно она направляет человека против своей страны, против самого себя.
На Болотной площади и на проспекте Сахарова толпой завладели «американские проповедники». Они стояли на сцене. Позже многие, кто пришел на эти митинги, поняли, что их использовали.
— Как вы считаете, насколько эффективны уличные митинги?
— Технология одна и та же. Накачивается «энергетическая матрица» определенной темы. Только вектор разный. Наши митинги были направлены на здоровый образ жизни, борьбу с вредными привычками. А некоторые — на разрушение страны.
— Из недавнего — это «Марш подлецов»?
Политика — борьба символов и технических средств. Люди, которые пошли под американскими флагами, не хотят задуматься о том, что, по сути, мы продавали своих детей американцам. Для некоторых наших чиновников это был бизнес. И для американцев, не всех конечно, но для многих, это практически такой же бизнес. Дело в том, что в США за усыновленного ребенка государство платит, и немало. Примерно за год содержания ребенок себя «окупает». Потом начинает приносить «прибыль». У них свои детские дома уже закрылись, они приехали за нашими детьми. У нас исчезнут детские дома так же, как в Америке, если мы будем отдавать приемным родителям те деньги, которые идут на содержание детей в этих учреждениях. Очередь из усыновителей выстроится, если объявить об этом. Задача государства — не допустить, чтобы в эту очередь попали аферисты.
— Люди выходят на митинги из-за своей неосве-
домленности?
— Да, многие не понимают, что такое, например, «Закон Магнитского». Теперь любого гражданина России можно схватить в любой точке мира и посадить в американскую тюрьму. Так произошло с Бутом и с Ярошенко. Я общался с их женами и матерями. Кто-то думает, что его это может не коснуться. Конечно, если вы работаете официантом в Макдональдсе в предместьях штата Миссисипи, вероятность этого очень мала. Но если вы собираетесь построить глиноземный комбинат в Африке и перед этим не удосужились перевести свои активы в Bank of New York, встать на колени и произнести клятву верности, поцеловав американский флаг, вас могут признать нарушителем прав человека и внести в злополучный список без предупреждения.
Этот закон — мощный рычаг воздействия на распространение наших национальных интересов за пределы границ России.
По поводу публичных высказываний относительно политики США, это становится просто опасно.
— Однако высок риск высказываться жестко и у нас в стране, не говоря уже о принятии каких-то мер. Сейчас тиражируют совершенно разную информацию.
— Согласен. Я ощутил это на собственной шкуре. Имею в виду скандал с газетой «Известия». В публичном поле говорить правду, как выяснилось, просто опасно. В наше время журналист сам ставит запятую во фразе «Казнить нельзя помиловать». В течение трех дней я общался с корреспондентом, как ребенку разжевывал все, пытался объяснить, как работает наша система здравоохранения, какие есть недостатки. Например, рак можно вылечить, если его диагностировать на ранней стадии. Это стоит недорого. А для этого нужно в нашей системе железобетонно зафиксировать деньги на профилактику и диагностику. Сейчас этого не происходит, и люди обнаруживают рак на поздних стадиях, когда помочь практически уже невозможно, но лечение стоит миллионы.
Получается, что невыгодно возиться с «копеечной» профилактикой и диагностикой. Людей «выталкивают» в тяжелые формы заболеваний. Я попытался донести эту информацию, точнее два года уже пытаюсь, но представили все не так. Разбираться никому невыгодно.
Я был свидетелем одной акции. Оппозиционеры кинулись на известного медика (не буду называть его имени) со словами: «Ребенок умирает, срочно беги, проси у Путина деньги, надо спасать». Я начал разбираться в ситуации. Оказалось, ребенок страдает редчайшим синдромом Хантера: им болеют две тысячи человек, семьдесят из них — в Москве. Чтобы выжить, нужно лекарство, которое стоит миллион долларов, т.е. тридцать миллионов рублей. Но почему в Париже это лекарство стоит в два раза дешевле? Поставщик в России один единственный — бывший сотрудник Минздрава. Болезнью детей шантажируют государство. И получают сверхприбыли.
— Этим проще спекулировать.
— Да, идет спекуляция на детях, на человеческом страхе. Я не понимаю, почему наши государственные деятели не могут положить этому конец? С этим нужно решительно бороться. Около семи миллиардов рублей уходит из бюджета на эти редкие заболевания. В Америке зачастую крупных производителей, которые держат сегмент рынка, обязывают вкладывать деньги в разработку этих лекарств. У нас же их привозят и продают государству в два раза дороже.
— Насколько я понимаю, после этого недоразумения вы окончательно ушли из Общественной палаты. Чем теперь планируете заниматься?
— Да, ушел. Если общество тебя не слышит и не понимает, если у тебя нет сил донести до него свои мысли и взгляды, нужно уходить. Сейчас нахожусь на распутье, мне нужно немножко отдохнуть. В публичной политике ты помог одному — пришли десять, помог десяти — пришли сто. И так далее. Это уже не просто бабушки, которым нужно газ провести, или инвалид, которому квартиру не дают. Растет не только количество, но и серьезность обращений. В какой-то момент я почувствовал, что надрываюсь. Люди в моей команде не выдерживают. Постоянные звонки от тех, кому пообещал чем-то помочь. И при этом много спекуляций, но прежде чем понять, что человек спекулирует, надо потратить много сил и времени, чтобы разобраться в ситуации. Вот в какой-то момент я превысил ресурс своих возможностей. В вопросе «Известий» я почувствовал, что меня «валят», но сил и времени не хватило, чтобы эту ситуацию проконтролировать, остановить, попытаться выйти на руководство газеты.
Возможно, я вернусь к общественной деятельности, но для этого я должен найти «золотую» середину. Всем помочь я не смогу, должны появляться другие общественные деятели. У нас, к сожалению, приходится делать все в ручном режиме. Все решения проблем, как правило, локальные. Если мы переходим на глобальный уровень, то начинается воровство при использовании данной конкретной ситуации. Должна сформироваться система внутри государства, и общество должно стать более активным.
Думаю, что тот материал, который я наработал, систематизирую. Попытаюсь создать некую методичку, как человеку действовать, когда у него возникают проблемы. Реальная публичная политика, когда ты выходишь и начинаешь что-то обещать, требует колоссальных усилий. Просто не каждый человек может выдержать. Политик, как и артист, когда выходит на сцену, через него начинает идти определенная энергия. Кто-то его поддерживает, кто-то ненавидит. Эта энергия — большой наркотик. Часто «звезды», которые уходят со сцены, находят утешение в алкоголе. Это те самые «медные трубы», которым противостоять очень сложно. И пока я не мог разобраться, как этому противостоять внутри себя самого. В какой-то момент я понял, что этот процесс может человека поглотить и перемолоть. Ценой известности иногда становится самое дорогое, что есть у человека, — его душа. Я не готов платить такую цену.
Сейчас вспомнились строки Пастернака:
Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.
Цель творчества — самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.
И в конце:
И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.
— Желаю вам хорошо отдохнуть. Надеюсь, что вы вернетесь в политику и будете как раз «живым и только до конца». Спасибо за интервью.
